Михаил Гринберг
«Graves of Tzaddikim in Russia»

 

РЕСТАВРАЦИЯ ЕВРЕЙСКИХ СВЯТЫНЬ НА УКРАИНЕ В 1988 ГОДУ

В феврале 1988 года в Москву пришло письмо из города Хмельницкого — одного из областных центров Украины. Молодой еврей сообщал, что в местечке Меджибож на старом еврейском кладбище, где похоронен основатель хасидизма раби Исраэль Баал-Шем-Тов, разрушают еврейские святыни. Директор местного музея, заручившись поддержкой областного совета и отдела культуры, уже выкопал и перенес на территорию музея около пятидесяти надгробных плит. Музей — это старая польская крепость с католическим костелом на центральной площади. Именно здесь, около костела, директор музея вознамерился соорудить имитацию еврейского кладбища, дабы завершить музейную экспозицию трех культур старого города — украинской, польской и еврейской.

На самом деле Меджибож в течение многих веков был еврейским местечком. Город жестоко пострадал во времена Хмельницкого, но через сто лет стал центром еврейского возрождения: здесь была резиденция Баал-Шем-Това — великого мудреца и праведника, который учил: "Служите Г-споду в радости!" Именно из Меджибожа учение Баал-Шем-Това распространилось по всей Восточной Европе, и ныне трудно найти на земле место, где бы ни трудились во славу Торы хасиды - последователи Баал-Шем-Това.

А в Меджибоже осталось меньше десятка евреев. Молодежь разъехалась в крупные города, окончательно оторвавшись от традиции. На месте старой синагоги Баал-Шем-Това — пустырь, в новой размещается гараж пожарной команды. Еврейское кладбище заброшено: калитка сорвана, ступени сломаны, каменная стена частью разрушилась, частью разобрана соседями на хозяйственные постройки. Остатки могил беспорядочно заросли деревьями, кустарником и высокой травой. Великолепные надгробные плиты с торжественными резными надписями и рельефами вросли в землю, покосились или вовсе повалились. Часть камней местные жители растащили и использовали на фундаменты домов. Многие надгробия просто расколоты — из них тут же, прямо на кладбище, соорудили скамейки и мангалы для шашлыков. Здесь, на еврейском кладбище, летними вечерами развлекаются местные пьяницы и наркоманы.

Но, к сожалению, нельзя не сказать, что есть во всем этом и доля нашей вины. Ежегодно в середине сентября в Меджибож съезжаются евреи, местные уроженцы, чтобы почтить память родственников, расстрелянных немцами в годы второй мировой войны. Среди выходцев из Меджибожа есть ученые и писатели, врачи и инженеры, учителя и искусствоведы. Когда к ним обратились с просьбой дать разрешение на изъятие надгробных плит со старого кладбища, они, еврейские интеллигенты, дали свое согласие. Лидеры московских хабадников Григорий Розенштейн и р. Гецл предложили Нахуму Тамарину и мне отправиться на Украину, чтобы выяснить состояние дел. В Меджибоже к нам присоединился Гершом Шмунис из города Хмельницкого.

Когда мы подошли к кладбищу, к нам обратились три местных жителя. Симпатичная стройная дама оказалась председателем поселкового совета, другая, пожилая женщина, — членом совета, а третий — лесничим. Они сурово потребовали предъявить документы и объяснить цель нашего визита. Цели наши объяснить было нетрудно, но документы предъявить мы отказались, так как это требование было незаконным. Я заявил им, что это место для нас не менее дорого, чем Киево-Печерский монастырь или памятник князю Владимиру - для православных. Старушка шумно возмутилась. По ее мнению, подобное сравнение было оскорбительным для православных святынь. Мы напомнили ей, что во взаимоотношениях между нациями есть некоторые этические нормы и что существует такое понятие, как великодержавный шовинизм.

Не обращая внимания на окрики и угрозы, мы зашли на территорию кладбища и стали читать Тегилим. Постояв минут десять на почтительном расстоянии, начальство удалилось. Мы положили под камень записки с просьбами, как это принято на могилах цадиков, немного прибрали на могиле и отправились в музей. Здесь мы и увидели во всей красе еврейские памятники, сваленные у стен католического костела. Увидели мы и площадку, предназначенную для будущего музейного "еврейского кладбища".

Директору музея, которого звали Мирослав Васильевич Пинчак, мы заявили, что действия его противозаконны и кощунственны. С этим он безоговорочно согласился, но дальнейший ход разговора заставил нас смутиться и беспомощно развести руками. Он сказал, что в своих действиях руководствовался одним лишь стремлением — сохранить еврейские памятники, уничтожаемые местным населением. За эту работу он взялся, потому что увидел, что ни одна еврейская организация, общественная группа или отдельные евреи не желают приложить усилий в этом направлении. Мирослав Васильевич, как оказалось, изучает историю хасидизма, пытается с помощью иврит-русского словаря прочесть надписи на камнях и мечтает открыть в своем музее еврейский отдел. Мы, в свою очередь, обещали помочь ему и провести реставрационные работы на кладбище за свой счет, но при одном условии — вернуть памятники на место.

Мне показалось, что директор музея не очень нам поверил. Но все же он согласился приостановить работы по разрушению кладбища и подождать до лета, когда мы собирались начать свое дело. Более того, он пообещал нам всяческую поддержку и помощь.

И действительно, когда сошел снег и земля оттаяла, мы приехали в Меджибож с бригадой рабочих. Вместе с директором музея мы отправились в поселковый совет, где нас приняли довольно тепло. В совете мы получили письменное разрешение на реставрационные работы.

Политическая обстановка в Советском Союзе менялась прямо на глазах. Во всю мощь развернулась подготовка к 1000-летию крещения Руси. Возможно, провинциальные руководители восприняли этот факт как знак либерализации в общей религиозной политике партии и государства. Но многое, как мы убедились впоследствии, зависело от конкретных людей. В данном случае меджибожские власти отнеслись к нашей просьбе снисходительно.

Работа началась. Могилы Баал-Шем-Това, его внука р. Боруха и р.Аврагама-Йегошуа-Решеля из Апты (Опатува), родоначальника династии Меджибож-ских раввинов, были обнесены высокой металлической сеткой, с калиткой и замком для защиты от хулиганов. Мы выровняли землю внутри ограды и посыпали ее галькой. По просьбе р. Мойше Быка, сына последнего меджибожского раввина, вправо от могилы Баал-Шем-Това мы установили новые надгробия шести ближайших учеников цадика. Остатки старой стены укрепили, вокруг всего кладбища протянули новую ограду из металлической сетки, отремонтировали ступеньки, проложили дорожки. Кроме рабочих, в восстановлении могилы принимали участие молодые ребята из Ленинграда. Они помогали установить возвращенные памятники, рубили кустарник. Но еще более отрадно то, что в течение лета почти каждое воскресенье молодежь из Хмельницкого приезжала в Меджибож, чтобы принять участие в работе. На мой взгляд, это важный факт, который нуждается в дополнительном разъяснении.

35 лет назад город Проскуров был переименован в Хмельницкий. До второй мировой войны он был небольшим городком, в котором жило много евреев. Евреи Проскурова хранили память о страшной резне, устроенной войсками Богдана Хмельницкого в середине XVII века, когда было вырезано почти все еврейское и польское население местечка. В 1919 г. петлюровцы устроили в Проскурове новую резню. Молодой еврей Шалом Шварцбард вернулся с фронта в родной город и обнаружил, что вся его семья вырезана озверевшими "сичевиками". Он отправился в Париж, разыскал Петлюру и застрелил его. Французский суд оправдал мстителя. Петлюра и ныне в официальной советской пропаганде — враг. Но Богдан Хмельницкий с конца 30-х годов считается национальным героем. Однажды недалеко от Москвы, в Малаховской синагоге, мне показали человека, который отсидел многие годы в лагере за то, что отказался принять советский орден Богдана Хмельницкого, которым его наградили за мужество, проявленное в боях с фашистами.

Во многих городах Украины высятся памятники Хмельницкому. Стоит такой памятник и в городе, названном его именем. Но местным властям этого показалось недостаточно: совсем недавно они вознамерились воздвигнуть монумент небывалой величины, который должен увековечить память о Хмельницком — человеке, под руководством которого были убиты, сожжены, замучены сотни тысяч евреев, поляков, украинцев, разорены цветущие общины и города, проданы в рабство многие тысячи людей. Деньги на сооружение памятника герою в организованном порядке собирают среди жителей Хмельницкого, в числе которых немало евреев. И потомки загубленных сынов Израиля сдают деньги на памятник палачу... Разве нет в этом горькой иронии?

Большинство евреев Хмельницкого не знают идиш, почти никто не читает на этом языке. Нам встретились в Хмельницком лишь два еврея, которые изучают иврит и интересуются еврейской традицией. Но вот в городе поползли слухи, что в Меджибоже начали восстанавливать могилу еврейского цадика. А потом еще и еще: восстанавливают кладбища в Шепетовке, Аннополе, Полонном — все в пределах Хмельницкой области. Мало того: американцы тратят тысячи долларов для того, чтобы приехать в их забытый Б-гом край и помолиться у, казалось бы, никому не известной могильной плиты. Старшее поколение больше всего поразили именно эти доллары — ведь всему миру известно, что американцы не будут вкладывать деньги в безнадежное предприятие! Первой реакцией молодежи было удивление, затем многим захотелось узнать, кто такой Баал-Шем-Тов и что такое хасидизм, стали искать книги на эти темы. А к концу лета почти каждое воскресенье несколько человек стали приезжать в Меджибож и в меру своих сил принимать участие в реставрационных работах.

Окончательно потрясло Хмельницких евреев именно то, что через их городок стали проезжать автобусы с американскими хасидами, направлявшимися на могилу Баал-Шем-Това. На Украине вновь появились евреи — в лапсердаках и широкополых шляпах, с пейсами и цицис! Многие евреи застывали на месте подобно жене Лота. Одни так и оставались стоять завороженные, другие осмеливались подойти, робко заговаривали на идиш, то и дело сбиваясь на украинский. Впечатление было колоссальным. До сих пор в еврейских семьях городов и местечек Украины то и дело вспыхивают разговоры о визитах заморских хасидов. Это, конечно, тоже стимулирует возрождение интереса здешней молодежи к еврейству.

Этим летом хмельницкие евреи начали робко и осторожно наезжать в Меджибож. Областная газета направила в Меджибож своего корреспондента. Он даже взял интервью у брацлавских хасидов. В статье, которую он написал, было, конечно, немало лжи, не обошлось и без дежурных оскорбительных фраз об Израиле. Журналист сообщал, что кладбище восстановлено местным советом. Обществом охраны памятников, музеем и т.д. Но в той же статье корреспонденту пришлось упомянуть о директоре меджибожского краеведческого музея и привести его свидетельство о том, что ремонт кладбища был осуществлен на средства верующих. Самое же главное заключалось в том, что тысячи евреев из Хмельницкого и его окрестностей убедились, что это не так уж позорно и страшно — вспомнить, что ты еврей.

Три ближайших ученика было у Баал-Шем-Това: Яаков-Йосеф из Полонного, Пинхас из Кореца и Дов-Бер из Межирича — знатоки Закона, толкователи и проповедники, наставники хасидизма. После смерти Баал-Шем-Това его наследником стал р. Дов-Бер — Магид из Межирича. Сорок учеников Магида после долгих лет учения разошлись по еврейским местечкам и стали основателями новых школ, привлекая и ведя за собой тысячи и тысячи новых приверженцев. Раби Яаков-Йосеф из Полонного стал автором первой хасидской книги "Толдот Яаков-Йосеф", содержащей жизнеописание Баал-Шем-Това, его высказывания, проповеди и наставления. Местечко Полонное находится в 100 километрах от Хмельницкого. На старом еврейском кладбище мы обнаружили два разрушенных огеля Разобрав завалы земли и камней внутри огеля, находившегося ближе к домику сторожа, мы нашли хорошо сохранившуюся плиту с могилы р. Йегуды-Лейба. Это имя известно из хасидских преданий: у Магида был ученик — Йегуда-Лейб из Полонного, автор книги "Коль Йегуда".

Сквирские хасиды рассказывали нам о том, что ученик Баал-Шем-Това Арье-Лейб просил похоронить его вместе с Яаковом-Йосефом и что по его завещанию огель был расширен. Возможно, это и был второй огель, стоявший подальше - над обрывом. Но это были только предположения. Мы опросили всех старых евреев городка, однако ни один из них не мог дать вразумительного ответа. Мы решили восстановить оба огеля и в дальнейшем попытаться выяснить истину. Приходилось торопиться, так как местные евреи отнеслись к нам настороженно и следовало опасаться вмешательства властей. Через полтора месяца работа была завершена.

Следующее место — Шепетовка. Некогда здесь жил ученик Магида Яаков-Шимон, похороненный в Тверии на берегу озера Кинерет. Мы искали в Шепетовке могилу выдающегося наставника хасидизма, ближайшего друга Баал-Шем-Това — р. Пинхаса из Кореца, который умер здесь по дороге в Святую Землю.

В Шепетовке нам было легче ориентироваться — здесь полгорода моих родственников. Здесь родились мои мать и жена, вырос отец. Да и я постоянно бывал здесь во время школьных каникул. Мой дед — самый высокий и сильный еврей в городе — по пятницам водил меня в баню. Это была традиция: по пятницам евреи ходили в баню. Вечером торжественно шли в синагогу. Кугл, чолнт, гефилте фиш, самодельное вино, флэш бронфн. Воспоминания детства... Ныне в Шепетовке осталось лишь несколько сот евреев: кто уехал в большие города, кто в Америку или Израиль. Помню иронические жалобы младшего брата дедушки: один сын принес "почетную грамоту" за хорошую работу, а другой — из Беэр-Шевы — сообщает, что приобрел еще один трактор и начал продавать овощи в Европе...

Местные евреи на улице говорят уже по-украински, еврейской тематики касаются в разговорах редко и только с близкими людьми, предварительно закрыв форточки и перейдя на шепот.

Синагога давно закрыта и превращена в детскую спортивную школу. (Кстати, это какая-то болезненная страсть на Украине — переоборудовать синагоги в спортзалы. Так же поступили в Харькове, Житомире, Млынове и многих других городах и местечках.) Еще совсем недавно в Шепетовке собирался "миньян" по субботам, но ныне и этого нет. Лишь изредка десяток сгорбленных стариков собираются, чтобы прочесть "Кадиш" по умершему товарищу, да реб Хаим может прочесть "Эль мале рахамим" на кладбище. Но все евреи помнят, как много лет назад местный габай Пугач приводил в порядок могилу какого-то цадика.

Я стал расспрашивать родных и знакомых. Вспомнили, что некогда на месте, где сейчас расположился городской рынок, было старое кладбище и что еще до войны там сохранялось несколько надгробных камней. Но вот из Новограда-Волынского приехал какой-то еврей и, несмотря на протесты и предупреждения, снес памятники и выстроил здесь себе дом. Через некоторое время на его семью обрушились несчастья: через год повесился сын, жена ушла, вскоре сгорел дом и куда-то сгинул сам хозяин... Однако могила цадика, уверяли все, находится на Старо-новом кладбище. Родственники отказались идти со мной, мучаясь неопределенными страхами: а вдруг накажут? Наконец они помогли отыскать восьмидесятилетнего старика, который согласился отвести нас на место.

На маленькой полянке лежали две надгробные плиты. Третья, расколотая, стояла, покосившись. Отец, сын и внук. Старший — прочли мы — Мордехай бен Пинхас. Может быть, сын раби Пинхаса из Кореца? В высокой траве мой сын неожиданно обнаружил угол каменной плиты. Вырвали траву, осторожно сняли громадный муравейник, смели землю и увидели надпись: "Гарав гакадош, иш Элоким Пинхас Шапиро ми Корец..." - "Святой раввин, Б-жий человек Пинхас Шапиро из Кореца..."

Дальше наш путь пролегал в местечко Славута — в 20 километрах от Шепетовки. В здешней синагоге на Песах пекут мацу, которая рассылается во все украинские местечки. Истинным главой общины является местный шойхет реб Гедали. В 20 — 30-е годы он учился в любавичских йешивах, учился у р. Леви-Ицхака Шнеерсона. Эти йешивы последовательно закрывались властями, преподавателей и учеников часто арестовывали. Р. Гедали после кратковременного заключения вернулся в Славуту, стал шойхетом и до сих пор разъезжает по Волыни, помогая евреям, соблюдающим кашрут. Его друг, некогда тоже учившийся в люба-вичской йешиве, ведет свое происхождение от Великого Магида и всю свою жизнь, исключая годы войны, когда он воевал с фашистами, ездил в Аннополь отмечать "йорцайт" своего знаменитого предка.

Старики согласились поехать с нами в Аннополь и показать место, где некогда были похоронены цадики. По дороге они рассказали, что евреев там уже нет: большинство расстреляно фашистами. Тогда же было разорено кладбище и разрушен огель. Рядом с Магидом были похоронены раби Зуся из Аннополя - его имя осталось в хасидских преданиях как символ еврейской доброты и любви к человеку, — а также р. Йегуда-Лейб Коген. Эти двое памятны еще и тем, что написали предисловие к книге "Тания" раби Шнеура-Залмана из Ляд.

Аннополь — красивое место. Кладбище расположено на пригорке, омываемом медленно текущей речкой, к берегу спускается густой лес, вокруг необозримые поля. Тепло, солнышко, небо чистое, голубое, без единого облачка... Грустно было среди этой красоты видеть еврейское кладбище в полном запустении: среди нескольких десятков оставшихся надгробных камней и поваленных на землю плит бродили коровы, бегали куры и гуси, жалобно орал привязанный к колышку козел.

Старики подвели нас к небольшой площадке прямоугольной формы, на которой сохранились остатки бетона, и рассказали, что пятнадцать лет назад последний славутский раввин Менахем-Нахум Шапиро, о котором до сих пор на Волыни вспоминают с благоговением, привез сюда машину раствора и вылил на это место, подровняв края. Тонкий слой бетона за полтора десятка лет разрушился, но, тем не менее, выполнил свою функцию — сохранил очертания захоронения еврейских святых. Работа раввина из Славуты не пропала даром, и мы теперь знали, где нам следует устанавливать памятник. Однако старики заклинали нас ничего не предпринимать, убеждая, что будет еще хуже: нам ничего не разрешат сделать, последние камни уберут, а кладбище перекопают. Но все же мы, надеясь на Всевышнего, отправились к местным властям. Результат этого похода оказался для нас приятной неожиданностью.

Самой тяжелой обязанностью в нашей работе были беседы в кабинетах начальников. И чем больше была площадь кабинета, чем выше должность, занимаемая его хозяином, тем труднее было разговаривать и добиваться взаимопонимания. Многие из этих людей втайне надеются, что старые и хорошо проверенные десятилетиями пропагандистские лозунги, которым они продолжают следовать, надежно сохранят начальнические кресла, на которых они удобно устроились. Иногда вежливо, иногда сурово и категорично нам отказывали, врали, изворачивались и выдумывали "объективные" причины. С другой стороны, беседуя с руководителями низшего ранга, мы чаще находили понимание. Председатели сельсоветов, директора совхозов, простые рабочие гораздо чаще сохраняли чувство уважения и признательности к своим предкам, к их памяти, к их могилам. Им были понятны наши чувства, стремление сохранить и восстановить памятники нашей национальной духовной жизни. Именно так нас встретили в Аннополе. Мы получили разрешение на строительство памятников и возведение ограды вокруг кладбища. Местные руководители помогли приобрести все необходимые материалы и указали на бригаду рабочих, готовых осуществить строительные работы. Интересно, что вскоре здесь был созван сельский сход, постановивший навести порядок на украинском кладбище — "по примеру еврейского". Горько писать об этом, и все-таки надо сказать: наши попытки обратиться к евреям окрестных городов и поселков оказались безрезультатными. Мой родственник, заслуженный строитель республики, дал, правда, несколько практических советов, но категорически отказался принимать участие в какой-либо работе, связанной с "религиозной тематикой". Бригада евреев, готовых за деньги строить коровник или силосную яму в самой глухой деревне (там мы ее и разыскали, одолев небывало дрянные дороги), — тоже ответила отказом. Не откликнулись на наши предложения — даже самые заманчивые — и еврейские строители Славуты...

А руководитель украинской бригады уже через три недели прислал телеграмму, сообщив, что можно приезжать принимать работу. Территорию кладбища обнесли забором из металлической сетки, очистили от мусора. Подняли полтора десятка старых памятников. На месте захоронения цадиков установили высокую подушку из бетона и мраморной крошки. Плиту с надписью пришлось привезти из Москвы: мы не смогли найти в ближайших городах специалистов, умеющих высекать еврейские тексты. И вот, наконец, мы вместе с р. Педали отправились в Аннополь. Все уже было готово. Плита закреплена, резная чугунная ограда сверкала свежей краской. Реб Гедали молился и плакал...

Поначалу первой и основной задачей наших поездок было определение состояния кладбищ и могил, выяснение "политической" обстановки на местах. Но вскоре мы почувствовали, что уже сейчас можно сделать нечто большее. Объехав места памяти четырех первых столпов хасидизма, мы отправились на поиски мест захоронения учеников Магида из Межирича, многие из которых прославились как великие праведники и основатели новых школ.

Раби Леви-Ицхак из Бердичева остался в памяти евреев как их защитник на земле и перед Небесным Престолом.Легенды и притчи о его жизни, наставничестве и проповеди окутали его судьбу ореолом святости. "Б-г, — говорили в еврейском народе, - цадик на небесах, а раби Леви-Ицхак — здесь, на земле".

И поныне евреи приходят к его могиле, прося помощи и защиты. Но во время второй мировой войны кладбище было осквернено, могилы цадика, его родственников и учеников были разрушены. Тогда местная община возвела на кладбище громадную бетонную плиту площадью около 60 квадратных метров и установила небольшой памятник, на котором краской от руки сделали надпись. Со временем бетон стал трескаться, осыпаться, плита заросла травой и кустами. В будущем здесь необходимо возвести настоящий о гель, установить достойную плиту и высечь на ней надпись, завещанную святым раби. Но пока мы постарались сделать самое необходимое: заново возвести бетонную плиту, оштукатурить и покрасить ее, очистить территорию от зарослей кустарников.

Следующее место — Перемышляны в старой Галиции, ныне городок в 40 километрах от Львова. Здесь некогда была резиденция р.Меира из Перемышлян. Одно из кладбищ на окраине города полностью разрушено и застроено домами, на фундамент которых пошли плиты с еврейских могил. С трудом удалось нам разыскать остаток одной из них. Между улицами Школьной и Ивана Франко сохранилась площадка, где некогда находилось другое кладбище. Кое-где попадаются старые надгробные плиты, наполовину ушедшие вземлю. Память местных жителей сохранила историю погребения евреев из перемышлянского гетто в 1942 году. А в низинке мы обнаружили остатки фундамента огеля, где были могилы р.Меира и его родственников. Рядом — горы мусора. На месте огеля сохранились остатки плиты. Их принадлежность теперь трудно определить, однако соседи подтвердили, что еще до войны сюда приходили молиться евреи и это место считалось святым.

Мы обратились к городским властям с просьбой разрешить обнести оградой место кладбища, восстановить стены огеля и установить обелиск жертвам геноцида. Ответа до сих пор нет. Евреев в городе почти не осталось, нет еврейских проблем и власти их не хотят. Разговаривают с нами вежливо, на обещания не скупятся, но всячески затягивают дело. Может быть, надеются, что реформаторская деятельность Москвы наконец заглохнет и можно будет продолжать жить по-старому: привычно отворачиваясь от всего неординарного, от всего, что грозит нарушить мирное течение их жизни.

Особенно трудно оказалось договориться с областным начальством в Ровно. В пятидесяти километрах от Ровно находится город Млынов, где до войны восемьдесят процентов населения составляли евреи. Некогда жители города были последователями карлинского хасидизма. Более ста лет назад сюда прибыл раби Агарон Карлинский, автор знаменитого труда "Бейт-Агарон". Раби Агарон умер в Млынове и похоронен на местном кладбище. Огель на его могиле был разрушен немцами в годы войны. Млыновских евреев согнали в гетто, а затем расстреляли. В начале пятидесятых годов на месте кладбища были построены гостиница, котельная, теплицы, в фундамент которых (как это практиковалось повсеместно) пошли плиты с еврейских могил. Работницы здешних теплиц рассказывали мне, что до сих пор часто находят в земле кости. Опросив местных старожилов, мы выяснили, что огель находился на участке земли, который ныне прилегает к котельной. Женщина-врач, которая всю жизнь прожила в небольшом доме в двадцати метрах отсюда, с уверенностью показала нам это место. Разговор с ней мы даже засняли на видеокассету. Она вспоминала, как дружила с Басей, дочкой кладбищенского сторожа, часто играла здесь и хорошо помнит домик-склеп, куда приходили молиться толпы евреев.

Казалось бы, дело за малым: местные власти, памятуя, что кладбище было разгромлено фашистами и в последующие годы снесено с лица земли неразумными отцами города, должны дать разрешение хотя бы установить памятный знак на месте захоронения цадика, наставника многих поколений, мыслителя и писателя. В конце концов, его имя прославило этот город. Но тут-то и началось. Власти выдвинули целый ряд требований: во-первых, представить документы о том, что р. Агарон действительно похоронен в Млынове; во-вторых, добиться разрешения у многочисленных государственных и общественных организаций. Я срочно отправился в Москву. Вскоре мы получили из Соединенных Штатов документ, удостоверяющий место захоронения р. Агарона. Аналогичный документ, на английском и иврите, прислал главный раввин Израиля. Перевели на русский язык отрывок из книги Ицха-ка Альфаси "Хасидут", где говорится о р. Агароне, и даже заверили этот текст печатью Академии наук СССР. Казалось бы, достаточно. Выяснилось, кроме того, что разрешение на восстановление надгробного памятника может выдать Млыновский совет самостоятельно: таково действующее в стране правило.

Вооруженные кипой бумаг и документами, мы вернулись в Млынов. И тут вдруг невесть откуда появился генеральный план реконструкции города, по которому на месте кладбища будет возведен жилой дом. Кроме того, как заявил представитель местной власти, котельная топится углем, который осенью складывают вокруг здания, и поэтому памятник будет постоянно в грязи и угольной пыли. Что же делать? Ставьте памятник на русском кладбище.

Работники Ровенского отдела Совета по делам религий пытались нам помочь и, ссылаясь на существующее законодательство, убеждали млыновские власти пойти нам навстречу. В московском Совете по делам религий нас также заверяли в своей поддержке, а руководитель Украинского Совета сказал, что мы получим разрешение в течение ближайших дней. Однако все оказалось не так просто.

Вскоре власти Млынова перестали упоминать о плане реконструкции города. Может быть, и нет такого плана? Нам удалось выяснить также, что уже многие годы котельная топится газом, так что об угольной пыли не может быть и речи. Но и разоблачение откровенной лжи не смутило "отцов" города. Они обратились за поддержкой в Ровно. Там срочно создали комиссию, которая вновь предложила нам соломоново решение: поставить еврейский памятник на любом свободном месте на русском кладбище или на разрушенном католическом.

Точно так же зашли в тупик наши переговоры с властями в местечке Игнатовка под Киевом, где на кладбище, которое было разрушено в 1919 году, похоронен раби Мордехай Чернобыльский, чьи сыновья основали крупные хасидские династии. Но и здесь еще не исчерпаны все аргументы и существует возможность прийти к обоюдному соглашению. Предстоит также работа в месте захоронения еще одного ученика Магида — р. Шломо Карлинского.

Могилы пяти поколений руководителей Любавичского движения в хасидизме были не в столь плачевном состоянии, так как за ними и раньше ухаживали хабадники.

Основатель любавичского хасидизма, самый младший ученик Магида, р. Шнеур-Залман из белорусского местечка Ляды, известный в первую очередь как автор книги "Тания", в 1812 году последовал вслед за русской армией, отступавшей под натиском наполеоновского нашествия. Смерть застигла его в глубине России, у города Курска. Его ученики похоронили своего раби на ближайшем еврейском кладбище, которое оказалось за сотни километров — в местечке Гадяч Полтавской губернии. В этом году огель на могиле р.Шнеура-Залмана в очередной раз подвергся нападению хулиганов. Они выломали первую дверь и, не сумев взломать вторую, металлическую, просто согнули ее пополам, разрушили часть стены. Следует ли говорить в данном случае об антисемитизме, о враждебных актах, направленных именно против евреев? Безусловно, ненависть к еврейским памятникам существует и здесь. Но надо помнить и об общей беде народов России (в том числе и еврейского) — об утрате исторической памяти, почти полном исчезновении уважения к своему прошлому и вытекающем из него пренебрежении к реликвиям других народов. Здесь, в Гадяче, похоронена крупнейшая украинская писательница Леся Украинка. Ее произведения изучают в школах, ее именем названы театры и улицы, ее книги издаются на многих языках. Но могила Леси Украинки в этом году тоже была осквернена. Это беда, это трагедия нашего века — века всеобщего озлобления и одичания, эпохи культивированной ненависти. Века, в котором во всеуслышанье вещают о необходимости забвения нравственных принципов, смещении этических норм, отказе от духовных идеалов, данных на горе Синай...

Огель на могиле р.Шнеура-Залмана был отремонтирован, вокруг него наведен порядок. Хабадники, ежегодно прибывающие в Гадяч в конце августа, молились в обновленном огеле.

Внук р. Шнеура-Залмана поселился в городке Нежине, в 120 километрах восточнее Киева: Нежин стал крупнейшим центром любавичского хасидизма на Украине. На нежинском кладбище он похоронен вместе с отцом — р. Довом-Бером. Огель на их могиле был разрушен во время войны. Остался лишь фундамент, небольшой участок стены, а также два разбитых надгробия. Местные евреи отказали нам в поддержке, но когда огель был восстановлен, горячо обсуждали цену, заплаченную за ремонт...

Любавичи, родина движения Хабад, находится на границе России и Белоруссии, под Смоленском. Здесь похоронены третий и четвертый ребе Хабада — р. Менахем-Мендл и его сын р. Шмуэль. Кладбища в Любавичах, собственно, нет. На его месте заросли низкорослых деревьев и кустарников. Мягкая земля поглотила камни с надписями, некогда возвышавшиеся над еврейскими могилами. И лишь с одного края очищено место вокруг могил Ребе. Здесь стоят две плиты и низкая ограда, которую лет десять назад возвел Калман-Мелех Тамарин, отец Нахума Тамарина, моего постоянного спутника. Для начала мы расширили ограду, так как было неясно, в какую сторону от камней располагаются захоронения. Здесь предстоит еще большая работа.

Далее наш путь лежал в Ростов-наДону. Сюда превратности первой мировой войны привели ребе Шалома-Дова-Бера Шнеерсона. Именно отсюда он посылал гонцов во все концы необъятной России: ремонтировать синагоги, строить миквы и, самое главное, открывать йешивы, учить детей и взрослых. Ученики хабадских йешив стали оплотом сопротивления антирелигиозному походу против еврейства, который развернулся с первых дней послеоктябрьского периода российской истории. Могила р. Шалома-Дова-Бера находится недалеко от входа, у кладбищенской стены. Когда-то под крышей огеля нашла себе приют ростовская шпана, превратившая святое место в притон. Поэтому, кроме ремонта стен, мы решили соорудить решетчатую крышу - пусть лучше будут ветер и дождь, снег и холод.

Мы решили проследить линию потомков Великого Магида из Межирича. Могила самого р. Дова-Бера в Аннопо-ле уже приведена в должное состояние. В порядке содержится и могила его сына - Аврагама Малаха. О внуке Магида, раби Шаломе-Шахне, было известно, что он похоронен в неком селении, которое в хасидской традиции называлось "Про-бищ". Это оказался городок Погребище в Винницкой области, находящийся в удалении от основных туристских трасс. Даже атлас автомобильных дорог ошибается на добрый десяток километров, определяя расстояние от Погребища до Ружина — ныне ничем не примечательного, а в прошлом знаменитого местечка.

Молодой русский парень, житель Погребища, сказал нам, что с детства слышал о том, что здесь похоронен какой-то еврейский святой, и вызвался показать нам его могилу. Вместе с ним мы взобрались на высокий и крутой холм. На краю обрыва он показал нам небольшую возвышенность, заросшую густой травой и колючим кустарником. Но как только мы углубились в эти заросли, нас остановил грозный окрик, доносившийся откуда-то из пропасти. Через несколько секунд из-под обрыва появился древний дед. Он размахивал палкой, шумно лопоча что-то на смеси русского, украинского и идиш.

Он оказался очень интересным, этот дед! Еще в 1923 году, когда молодому парню Михаилу Носику было 18 лет, еврейская община выделила ему домик у подножия холма и предложила стать сторожем местного кладбища. Кладбища уже нет — лишь жалкие останки могильных плит да часть фундамента огеля, где, по словам старика, находились две могилы: раби Шалома-Шахны и его старшего сына раби Аврагама. Вплоть до войны, по утверждению старика, внутри огеля горел негасимый огонь, который поддерживал специально приставленный еврей. Старик-украинец свободно говорит на идиш, иногда вставляет в свою речь ивритские слова и выражения, с гордым видом демонстрируя свои знания и поясняя, что это — "лошон койдеш". Ему уже нечего охранять, но мы несколько раз убеждались, что Михл (так его некогда звали погребищенские евреи) продолжает нести службу, бдительно следя за всеми, кто оказывается у могилы, с которой связана вся его жизнь.

В Погребище нас также ожидали трудности. Поначалу власти категорически отказали в нашей просьбе. Кто-то сообщил в Москву, что, во-первых, на территории старого кладбища в настоящее время разбиты огороды местных жителей, а, во-вторых, опять же, имеется генеральный план застройки данного места. Мы предполагали подобный поворот событий и, готовясь к разговору в высших столичных инстанциях, сделали фотографии, удостоверяющие, что в радиусе трехсот метров от могилы нет никаких культурных насаждений — даже траву косить невозможно из-за разбросанных повсюду остатков каменных надгробий. Кроме того, на этот холм не только машине, но и трактору почти невозможно взобраться, и поэтому вряд ли кто-нибудь собирается здесь что-то строить.

Когда мы в третий раз прибыли в Погребище, местное начальство, несмотря на звонки из областного центра, стало попросту прятаться от нас. Мы долго ждали аудиенции, покуривая у стены городского совета. На стене была укреплена мемориальная доска, из которой явствовало, что мы находимся в том самом месте, где в середине XVIII века был центр "колиивщины" — восстания местных крестьян. Той самой печально знаменитой в нашей истории "колиивщины", которая вылилась в страшный еврейский погром, по масштабам уступавший лишь кровавому разгулу времен Богдана Хмельницкого.

И вдруг неожиданная радость: письмо из исполкома Погребищенского горсовета, уведомляющее о том, что мы получили право навести порядок на могиле и в дальнейшем ухаживать за ней. Значит, что-то изменилось! Мы немедленно приступили к работе. И хотя нам пока не позволили восстановить огель в его первоначальном виде, то есть с крышей, мы приподняли стены, установили надгробья и прикрепили мраморные доски, удостоверяющие, что здесь похоронены отец знаменитого р. Исраэля Ружинского и его старший брат...

Возвратившись из глухого угла Подолии на широкие украинские автострады, качество которых, кстати, много выше, чем в центральной России, мы вдруг с удивлением обнаружили многочисленные туристские автобусы, наполненные хасидами со всех концов света. Садигорские, сатмарские, боян-ские, брацлавские, вижницкие, белзские... Все они прибыли сюда, прослышав о возможности посетить святые могилы. Первой была группа, возглавляемая Карлин-Столинским ребе. Мне выдалось сопровождать ее по четырем областям Украины.

Аннополя — последнего пункта нашего путешествия — мы достигли уже после захода солнца. Взошла луна, отразившаяся в спокойных водах реки, омывающей кладбище. Невдалеке чернел лес. Могила цадиков засияла отблеском десятков свечей, зажженных хасидами. Посланцы еврейских общин читали Тегилим, умоляя цадиков донести их молитвы до Небес. И впереди стоял Садигорский ребе — прямой потомок Великого Магида, преемник его в руководстве и наставлении своих хасидов. Не случайно поэтому далее наш путь лежал в Садигору — пригород столицы Буковины Черновцов. Здесь сохранились остатки знаменитой синагоги-дворца сына р.Шалома-Шахны — Исраэля Ружинского. Ныне синагога превращена в мастерские по ремонту тракторов. Местное начальство, видимо, было уведомлено о приезде автобусов с экскурсантами и стеной выстроилось у входа, чтобы не впустить приезжих внутрь. Лишь несколько представителей напористых сатмарских хасидов сумели на короткое время проникнуть в здание. Затем мы отправились на садигорское кладбище, где молились у величественного памятника раби из Ружина — самого блистательного из хасидских цадиков. Кладбище занимает большую территорию. Здесь много великолепных надгробных плит, исполненных лучшими еврейскими мастерами нынешнего и прошлого веков. Местные власти, как мне кажется, отнеслись с пониманием к нашим проблемам, и надеюсь, что основные работы будут вскорости завершены.

От генеалогического древа Великого Магида и р. Исраэля Ружинского отходит немало побочных ветвей: Боянская, Гусятинская и другие. Предстоит выяснить, каково состояние еврейских кладбищ в этих местах. Существуют обширные планы по "открытию" новых мест, новых географических и научных регионов. Ждет своего часа почти неисследованное Закарпатье. Следует продолжать работу по фиксации памятников Катастрофы. А ведь есть еще Литва и много других мест, связанных с многовековой историей еврейского народа.

В небольшой статье трудно во всех подробностях рассказать об исследовательской и строительной работе, которая ведется сейчас на еврейских кладбищах в СССР. Невозможно в точности предугадать последствия этой восстановительной работы, но, несомненно, ее результаты прежде всего должны сказаться на возрождении интереса к еврейской культуре в местах, некогда прославленных великими подвижниками и святыми.